Страница 3

Превращение современной империалистической войны в гражданскую есть единственно правильный пролетарский лозунг…» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 16-17, 21-22).

Как видим, в 1914 году о «социалистической революции» в России В. Ленин речи еще не вел «ввиду наибольшей отсталости этой страны».

Отрезвление от оборончества и ура-патриотизма во всех слоях населения, среди всех политических сил наступило в России примерно через год после начала войны. Вслед за разгромом в Восточной Пруссии элитных частей русской армии (1914) и утраты в итоге кампании 1915 года ряда территорий (Польша, часть Прибалтики и т.д.), вряд ли компенсировавшейся успехом в Закавказье, война постепенно стала приобретать характер позиционной , а следовательно, очевидно длительной войны. Теперь все должны были решить внутренние мобилизационные ресурсы воюющих государств, проще говоря, численность населения, стратегические запасы, уровень продовольственного самообеспечения и промышленная мощь страны. Последнее резко повышало политическую значимость и роль буржуазии. Для России это означало актуализацию и обострение вопроса о власти.

Политические партии и вопрос о власти. Противостояние Госдумы и правительства: от лозунга «правительства доверия» к лозунгу «правительства спасения страны».

Неудивительно, что именно тогда буржуазное большинство Госдумы задумалось о «…последней попытке найти мирный исход из положения, которое с каждым днем становилось все более грозным. Средство, для этого употребленное, состояло в образовании, в пределах законодательных учреждений, большинства народного представительства, которое взяло бы в свои руки руководство дальнейшими событиями. Момент для такой попытки был довольно благоприятен (лето 1915 года). Настроение в обеих палатах сложилось однородное, несмотря на различия политических партий. Это был своего рода суррогат «священного единения» -- после того, как оно было разрушено между правительством и страной. Но предстояло превратить это настроение в политический факт» (Милюков П.Н. Воспоминания, с. 404).

«Политический факт» состоялся 22 августа 1915 года, когда 236 депутатов Госдумы и 3 группы членов Госсовета подписали соглашения об образовании Прогрессивного блока, заявив: «Нижеподписавшиеся представители фракций Государственной Думы, исходя из уверенности, что только сильная, твердая и деятельная власть может привести отечество к победе и что такою может быть власть, опирающаяся на народное доверие и способная организовать активное сотрудничество всех граждан, пришли к единогласному заключению, что важнейшая и насущнейшая задача создания такой власти не может быть осуществлена без выполнения следующих условий:

Создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы.

Решительное изменение применявшихся до сих пор приемов управления, основывавшихся на недоверии к общественной самодеятельности, в частности:

а) строгое проведение начала законности в управлении; б) устранение двоевластия военной и гражданской власти в вопросах, не имеющих непосредственного отношения к ведению военных операций; в) обновление состава местной администрации; г) разумная и последовательная политика, направленная на сохранение внутреннего мира и устранение розни между национальностями и классами…» (цит. по: Милюков П.Н. Тактика фракции Народной свободы во время войны. Пг., 1916, с. 33).

Николай II . Григорий Новых (Распутин). Министерская чехарда. Дворцовый переворот правых политических сил – отстранение Николая II от власти. Формирование Временным комитетом Госдумы Временного правительства Г. Львова. Состав Временного правительства.

Но дело не ограничивалось лишь требованием формирования правительства «народного доверия» , т.е. подконтрольного Госдуме. Члены блока предложили и весьма характерный персональный состав этого правительства (впоследствии почти полностью реализованный в виде Временного правительства князя Г. Е. Львова, что, на наш взгляд, говорит о принципиальной приемлемости для буржуазного большинства IV Госдумы сотрудничества с чуть прикрытым флером представительности самодержавием. Предложенный состав правительства выглядел так: «… премьер – Родзянко, министр внутренних дел – Гучков, министр иностранных дел – Милюков, министр финансов – Шингарев, путей сообщения – Некрасов, торговли и промышленности – Коновалов, главноуправляющий земледелием и землеустройством – Кривошеин, военный министр – Поливанов, морской – Савич, государственный контролер – Ефремов, министр просвещения – гр. Игнатьев, обер-прокурор Синода – В. Львов» (Утро России, 1915, 13 августа).

Однако вместо установления контроля за исполнительной властью думская оппозиция неожиданно получила не права, а прямую ответственность за ход войны. Правительство ловким маневром включило парламентариев в состав государственного органа, создав Особое совещание для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства. Положение об Особом совещании по обороне (17, 30 августа 1915 года) гласило: «1. Для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства и для обеспечения армии и флота предметами боевого и прочаго материальнаго снабжения учреждается, под представительством Военного Министра, Особое совещание.

К предметам ведения Особого Совещания, в частности, относятся:

1) высший надзор за деятельностью всех правительственных заводов, арсеналов и мастерских, а также частных заводов и иного рода промышленных предприятий, изготовляющих предметы боевого и прочаго материальнаго снабжения армии и флота;

2) содействие образованию новых заводов и иного рода промышленных предприятий;

3) распределение необходимых, в видах снабжения армии, заказов между русскими и иностранными заводами и иного рода промышленными предприятиями…

2. Особое Совещание есть высшее государственное установление . Никакое правительственное место или лицо не дает Особому Совещанию предписаний и не может требовать от него отчета…

3. В состав Особаго Совещания входят: 1) Председатель Государственнаго Совета; 2) Председатель Государственной Думы; 3) девять Членов Государственнаго Совета и девять членов Государственной Думы… 4) представители от министерств; Морскаго, Финансов, Путей Сообщения…; 5) пять представителей от Военнаго Министерства…; 6) представители Всероссийских земскаго и городскаго союзов (контролировавшихся кадетами), по одному от каждого…; 7) четыре представителя Центральнаго военно-промышленного комитета (находившегося под контролем октябристов)…» (Особые совещания и комитеты военного времени: Свод законов. Пг., 1917, с.7-9).

Увертливость правительства возмутила думскую оппозицию. Тем более что вышеизложенное совпало с устранением с поста Верховного главнокомандующего популярного в Думе великого князя Николая Николаевича и самоназначением 23 августа на этот пост императора Николая II, в связи с чем А. Деникин писал: «В августе 1915 года государь, под влиянием кругов императрицы и Распутина, решил принять на себя верховное командование армией. Этому предшествовали безрезультатные представления восьми министров и некоторых политических деятелей, предостерегавших государя от опасного шага. Официальными мотивами выставлялись, с одной стороны, трудность совмещения работы управления и командования, с другой – риск брать на себя ответственность за армию в тяжкий период ее неудач и отступления. Но истинной побудительной причиной этих представлений был страх, что отсутствие знаний и опыта у нового Верховного главнокомандующего осложнит и без того трудное положение армии, а немецко-распутинское окружение (Николая II), вызвавшее паралич правительства и разрыв его с Государственной думой и страной, поведет к разложению армии.

Мечта Ленина ("Превратим войну империалистическую в войну гражданскую", август 14 г. ) сбылась - мировая война превратилась в России в гражданскую междоусобицу. В ноябре 18 г. одни страны заслуженно обрели лавры победы и те экономические выгоды, которые они принесли. Другие "посыпали голову пеплом", оплакивая свое поражение. Только Россия оказалась в странном положении. С августа 14 по февраль 17 г. она активно вела войну в стане победителей, неся потери и одерживая победы, с февраля 17-го по октябрь того же года Россия старалась держать фронт, и это ей удавалось, что позволяло сохранить шансы на то, чтобы оказаться в лагере победителей. За октябрь 17 – март 18 г. большевики не только не удержали фронт, но и заключили "похабный мир" (по определению Ленина) в Бресте, по которому Россия потеряла пространство в 1 млн. кв км с населением в 56 млн. человек, куда входили Прибалтика, часть Белоруссии и Карская область в Закавказье. Польша, Финляндия и Украина признавались независимыми государствами. С последней в зону германо-австрийской оккупации "ушли" 89 % добычи угля. Россия должна была выплатить вдобавок 6 млрд. марок контрибуции.

"Массовитый", по выражениюЛенина, террор со стороны большевиков и тотальное разграбление собственности ("красногвардейская атака на капитал") вызвали возмущение у значительной части населения страны. Уже в апреле - мае 18 г. только в Центральной России произошло 130 крупных вооруженных мятежей. В течение лета 18 г. красными карательными частями было захвачено в плен в Тверской губернии 50 тыс., в Рязанской области 55 тыс., в Московской губернии 3 тыс. крестьян-повстанцев, с которыми Советская власть поступала жестко. В это время Лацис писал: "Чрезвычайные комиссии безжалостно расправлялись с этими живоглотами, чтобы отбить у них навсегда охоту бунтовать". Всего же за годы гражданской войны общее число крестьянских повстанцев, а также вооруженных дезертиров из Красной армии, составило более 3,5 млн. человек. На юге и востоке страны офицеры-добровольцы и атаманы получили сотни тысяч бойцов. Началась одна из самых страшных по своей ожесточенности гражданских войн в истории.

Большевикам противостояли различные силы. Это и белое движение, выступавшие за законность и демократическое самоопределение народа; это и легионеры Чехословацкого корпуса, считавшие большевиков предателями общеславянского дела борьбы с германо-австрийским блоком; это и ставшие самостийными различные области казачьих войск, а также всевозможные крестьянские формирования вроде армии анархиста Махно, который, впрочем, то братался с большевиками, то воевал против них.

Для борьбы со своими противниками большевики, забыв свой недавний "пацифизм", приступили к созданию регулярной армии. Пока у Советской России были мирные отношения с Германией и Австро-Венгрией, в рядах ее вооруженных сил и карательных органов находились многочисленные интернационалисты из числа военнопленных немцев, австрийцев, чехов и венгров. Их присутствие в вооруженных отрядах большевиков отмечено уже во время октябрьской революции. К декабрю 17 г. относятся следующие строки из телеграммы начальника Финляндского отделения германского Генштаба Бауера: "Согласно Вашему поручению. Разведочным Отделением 29 ноября был командирован в Ростов майор Фон-Бельке, установивший там разведку за силами Донского Войскового Правительства. Майором был организован также отряд из военнопленных, которые и принимали участие в боях. В этом случае военнопленные, согласно указаниям, сделанным июльским совещанием в Кронштадте с участием: г.г. Ленина, Зиновьева, Каменева, Раскольникова, Дыбенко, Шишко, Антонова, Крыленко, Володарского и Подвойского, были переодеты в русскую солдатскую и матросскую форму".

Бывшие военнопленные оказали заметное влияние на ход событий на начальном этапе советской власти. Об этом говорит тот факт, что в составе Красной армии служили более 200 тыс. иностранцев, объединенных в более чем 500 различных интернациональных отрядов, рот, батальонов, легионов, полков, бригад и дивизий. Их присутствие позволило большевикам наладить военно-карательный аппарат, при помощи которого проводилась мобилизации остального населения. Даже отбытие большей части иностранных бойцов в ноябре-декабре 18 г. на родину в связи с окончанием мировой войны не могло оказать заметного влияния на уже заведенную машину. С весны 18 г. большевиками стала проводиться мобилизация населения (прежде всего, крестьян и бывших офицеров) путем жесткого принуждения, когда уклонение от нее рассматривалось, как тяжкое преступление и наказание нес не только сам уклонившийся призывник, но и вся его семья. Часто длинные списки заложников, взятых за дезертиров, публиковались в газете "Красный воин".

Таким образом, на 20 г было призвано 83,4% из 5,5 млн. красноармейцев. В самый "расцвет" белого движения в 19 г. оно смогло противопоставить Красной армии около 600 тыс. штыков и сабель, которые были распылены по различным регионам России – Северный Кавказ, Сибирь, Прибалтика, Средняя Азия и русский Север. В результате жесточайших боев вооруженные силы белого движения были разбиты и их остатки отступили за пределы страны. Подводя итоги гражданской войны в России историк Шамбаров справедливо, на мой взгляд, приходит к заключению, что "большевики в 1917 г. совратили Россию, главным образом, обещаниями немедленного выхода из “империалистической бойни”. Этим же “плюсом” советская литература частенько пыталась оправдывать все лишения революции и гражданской. Да, мировая война была жестокой. Позиционной, на перемалывание живой силы. Россия потеряла в ней около 2 миллионов человек (правда, в это число входят не только убитые, но и раненые). Революция и гражданская война, спасшие страну от “бойни”, унесли, по разным оценкам, 14-15 миллионов жизней. Плюс… 2 миллиона эмигрировали".

К сожалению, этот фокус Ленину удался...

И Октябрьской революции. Но ее уроки не становятся менее актуальными. Более того, их актуальность все возрастает.

Причина проста: во-первых, не разрешены те противоречия, которые пыталась разрешить мировая коммунистическая революция, начатая российским Октябрем, но задушенная мировым капитализмом, его тремя основными силами, фашизмом, сталинизмом и буржуазной демократией; во-вторых, пришел к окончанию новый период подъема капитализма, когда формируются черты его нового всеобщего кризиса, когда вновь встанет вопрос «кто кого». Как бы не был далек опыт этой первой всемирной попытки свержения капитала, но он остается если не единственным, то, во всяком случае, основным. И возвращение к нему является необходимым условием для того, чтобы новая попытка увенчалась успехом. А потому, в преддверии будущих революционных бурь, отмечая очередной юбилей вождя Октябрьской революции, мы обратим внимание на главную черту ленинизма, на его интернационализм.

Интернационализм, разумеется, понимался большевиками не в обывательском смысле типа «нет плохих народов», «все люди братья» и т.д. Как и все марксисты, российские революционные социал-демократы начала ХХ века понимали его в том плане, что свержение мировой капиталистической системы является общим делом всего мирового рабочего класса.

Уже в программе, принятой на II Съезде РСДРП, с которого и берет свое начало большевизм, говорилось:

«Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным.

Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран». («КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», изд. 8-е, издательство политической литературы, М. 1970, т. 1, стр. 60).

Т.е., как видно из первого предложения приведенной цитаты, речь шла вовсе не о верности прекрасной, но абстрактной идее, а о вполне практическом понимании того факта, что свержение капитализма, ставшего мировой системой, так же невозможно в национальных границах, как оно невозможно в отдельном городском квартале. Ситуация с пониманием этого факта была крайне запутана усилиями сталинского агитпропа, который, ради сохранения власти сталинистской бюрократии и ради придания ей (с указанной целью) «социалистического» имиджа, надергал вырванных из международного контекста цитат Ленина, дабы приписать ему несуществующую теорию «социализма в одной стране».

При этом совершенно игнорировались утверждения того же Ленина в этих же статьях, или в работах того же времени, где прямо утверждалась невозможность национального социализма. Вот на этих азбучных для той эпохи марксистских истинах, представленных в работах Ленина, мы и остановимся.

Русская революция оказалась пересечением двух исторических процессов, национального и всемирного, отражением которого и являются все споры о природе, как самой революции, так и общества, которое из нее вышло. Российское общество к 1917 году давно созрело и перезрело для совершения буржуазной революции. В то же время всеобщий кризис капитализма, нашедший свое выражение в мировой войне, поставил исторический вопрос об исчерпании капиталистической стадии в жизни человечества, создав одновременно объективные условия для пролетарской революции с целью свержения капитализма и начала перехода к коммунизму. На это пересечение накладывался тот факт, что напуганная размахом рабочего движения, русская буржуазии не желала проводить собственную революцию. И эту задачу должен был также взять на себя рабочий класс. Но, учитывая мировой кризис всей капиталистической системы, рабочий класс России, естественно, имел основания надеяться, что рабочие передовых стран, в свою очередь, совершат свою революцию и помогут рабочим более отсталых стран, в т.ч. и России, приступить к строительству социализма, не задерживаясь на длительном этапе капиталистического развития.

Исходя из этого Ленин и ставит осенью 1915 года следующие задачи: «Задача пролетариата России - довести до конца буржуазно-демократическую революцию в России, дабы разжечь социалистическую революцию в Европе. Эта вторая задача теперь чрезвычайно приблизилась к первой, но она остается все же особой и второй задачей, ибо речь идет о разных классах, сотрудничающих с пролетариатом России, для первой задачи сотрудник - мелкобуржуазное крестьянство России, для второй - пролетариат других стран» (В.И. Ленин, ПСС , т.27 , стр.49-50).

Уже здесь заложен тот поворот, который стал неожиданностью для «старых большевиков», которые после февральской революции все еще мыслили категориями 1905 года и собирались устанавливать «демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства» для совершения буржуазной революции. Ленин, как и Троцкий , увидел во всемирном кризисе, связанном с войной, возможность совместить, благодаря помощи международного пролетариата, задачи национальной буржуазной и международной социалистической революции. Перед отъездом в Россию в начале апреля 1917 года Ленин пишет «Прощальное письмо к швейцарским рабочим» . Он отмечает:

«Россия - крестьянская страна, одна из самых отсталых европейских стран. Непосредственно в ней не может победить тотчас социализм. Но крестьянский характер страны, при громадном сохранившемся земельном фонде дворян-помещиков, на основе опыта 1905 года, может придать громадный размах буржуазно демократической революции в России и сделать из нашей революции пролог всемирной социалистической революции, ступеньку к ней». (В.И. Ленин, ПСС, т.31 , стр.91-92).

В своей краткой речи при открытии Апрельской конференции Ленин заявляет: «На долю российского пролетариата выпала великая честь начать, но он не должен забывать, что его движение и революция составляют лишь часть всемирного революционного пролетарского движения, которое, например, в Германии нарастает изо дня в день все сильнее и сильнее. Только под этим углом зрения мы и можем определять наши задачи» (там же, стр.341). В тот же день в «Докладе о текущем моменте» он обосновывает свое «пристрастие» к всемирным масштабам: «...мы связаны сейчас со всеми другими странами, и вырваться из этого клубка нельзя: либо пролетариат вырвется весь в целом, либо его задушат» (там же, стр.354). Завершая доклад, посвященный в основном необходимым шагам революции, он подчеркивает: «Полный успех этих шагов возможен только при мировой революции, если революция войну задушит, и если рабочие во всех странах её поддержат, поэтому взятие власти - это единственная конкретная мера, это единственный выход» (там же, стр. 358).

Понимание невозможности победы даже социалистической революции, не говоря уж о построении социалистического общества в отдельно взятой стране, тем более такой отсталой, как Россия, проходит через все работы Ленина, вплоть до самой последней - «Лучше меньше, да лучше» . Не уверенный, что еще сможет вернуться к активной работе, он пишет о том, что его тревожит: «Мы стали, таким образом, в настоящий момент перед вопросом: удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму?» (там же, т. 45 , стр.402).

Никаких иллюзий! И та же тревога звучит в его «Письме к съезду» , где его беспокоит один вопрос: устойчивость партийного руководства, необходимость избежать его раскола в период мучительного ожидания революции в развитых странах. А то, что в случае, если революция задержится, раскол неминуем в силу внутреннего развития страны, Ленин понимает прекрасно:

«Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры, вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК бесполезно. Никакие меры в этом случае не окажутся способными предупредить раскол » (там же, стр. 344).

Только непробиваемый догматизм и нежелание отказываться от иллюзий заставляют нынешних сталинистов вновь и вновь вытаскивать на свет божий слова Ленина о «строительстве социализма», совершенно игнорируя те его цитаты, где он прямо говорит о победе международной революции, как необходимом условии этого «строительства».

А ведь это условие было отражено не просто в его речах, а прямо в программе РКП (б), принятой весной 1919 года. Т.е. в главном официальном партийном документе, где тщательно взвешивается каждое слово. Это не речь на митинге, где, ради воодушевления слушателей, можно прокричать о «строительстве социализма», не уточняя, когда и при каких условиях оно возможно. Программа говорит о социальной революции как о «предстоящей», и Ленин такую характеристику отстаивал от нападок Подбельского, указывая, что «у нас в программе речь идет о социальной революции в мировом масштабе» (там же, т. 38 , стр.175). В программе российских коммунистов, т.е. большевиков, речь о национальной социальной революции даже не идет!

В Политическом отчете ЦК VII съезду РКП (б) Ленин говорил: «Международный империализм со всей мощью его капитала, с его высокоорганизованной военной техникой, представляющей настоящую силу, настоящую крепость международного капитала, ни в коем случае, ни при каких условиях не мог ужиться рядом с Советской республикой и по своему объективному положению и по экономическим интересам того капиталистического класса, который был в нем воплощен, - не мог в силу торговых связей, международных финансовых отношений. Тут конфликт является неизбежным. Здесь величайшая трудность русской революции, ее величайшая историческая проблема: необходимость решить задачи международные, необходимость вызвать международную революцию, проделать этот переход от нашей революции, как узконациональной, к мировой» (там же, т. 36 , стр.8). И несколько дальше: «Если смотреть во всемирно-историческом масштабе, то не подлежит никакому сомнению, что конечная победа революции, если бы она осталась одинокой, если бы не было революционного движения в других странах, была бы безнадежной... Наше спасение от всех этих трудностей - повторяю - во всеевропейской революции” (там же, т. 36 стр11)».

«Спасение … всеевропейской революции» не пришло, произошел раскол, которого опасался Ленин, и партия пролетариата была уничтожена. Только в одном он ошибся. Партией-могильщиком пролетарской власти оказалась не партия крестьян, а партия бюрократии, чья буржуазная природа неизбежно вытекала из буржуазного характера русской революции, которой не удалось выполнить задачу по перерастанию в мировую социалистическую.

Умение смотреть правде глаза, не строить себе иллюзии, что в революции можно победить без чего-то принципиально важного, вещь абсолютно необходимая для марксиста, если он хочет добиться результата. И этому умению нам еще надо долго учиться у Ленина.

Октябрьская революция произошла в разгар мировой войны, когда интернационализм большинства партий II Интернационала был отброшен ради «защиты отечества». Поэтому наряду с понятием невозможности национального социализма в интернационалистическом подходе Ленина важнейшее место занимает вопрос революционного пораженчества, представляющий из себя частный, но чрезвычайно важный пример сохранения классовой независимости пролетариата по отношению к буржуазии.

Тактика революционного пораженчества, тактика превращения империалистической войны в гражданскую, непосредственно выводилась как из общего необходимого условия классовой самостоятельности пролетариата, так и из конкретных решений конгрессов II Интернационала:

«Оппортунисты сорвали решения Штутгартского, Копенгагенского и Базельского конгрессов, обязывавшие социалистов всех стран бороться против шовинизма при всех и всяких условиях, обязывавшие социалистов на всякую войну, начатую буржуазией и правительствами отвечать усиленною проповедью гражданской войны и социальной революции» (там же, т. 26 , стр. 20), - провозглашает написанный Лениным Манифест ЦК РСДРП (б) «Война и российская социал-демократия» .

И далее: «Превращение современной империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высоко развитыми буржуазными странами» (там же, стр. 22).

В этом и состоит смысл революционного пораженчества: использовать поражение своего правительства, чтобы превратить массовое взаимное избиение трудящимися друг друга на фронтах империалистической войны, в войну этих трудящихся против своих буржуазных правительств, за их свержение и установление власти самих трудящихся, которая положит конец всем войнам и капиталистической эксплуатации.

Разумеется, речь не идет, и никогда не шла, о том, чтобы ради пораженчества, каким-то образом помогать военному противнику. А буржуазная пропаганда нередко толкует этот вопрос именно так, представляя большевиков «германскими шпионами». Так же как в Германии «русскими шпионами» числились Карл Либкнехт и Роза Люксембург . Подобное обвинение абсурдно, поскольку принцип революционного пораженчества исходит из реакционности всех воюющих сторон и, следовательно, не имеет никакого смысла помогать другому империалистическому государству, взамен «своего».

А, между прочим, именно такую пародию на революционное пораженчество, незадолго до нападения Германии на СССР, сталинский режим навязал французской компартии. Депутатов-коммунистов заставили, в условиях фашистской оккупации, перейти на легальное положение и начать прием избирателей. Их всех расстреляли после 22 июня 1941 года! Как и партийных активистов, которые с ними общались. Была и просьба о разрешении легального издания “Юманите”. К счастью для ФКП фашисты на это не пошли. А ведь именно последователи Сталина будут готовы порвать на меня на куски за позицию пораженчества во второй мировой, о которой пойдет речь ниже.

На деле же, речь идет о том, чтобы всячески разоблачать ура-патриотическую пропаганду, оправдывавшую войну со своей стороны как «справедливую».

Речь идет о том, чтобы продолжать и усиливать борьбу рабочих за свои права и, в конечном итоге, за свою власть, невзирая на обвинения патриотов, что этим самым они «ослабляют фронт» и «способствуют» военному поражению. Да, способствуют, но именно этой борьбой, и ничем иным! Ленин достаточно четко разъясняет эти моменты: «Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству. … “Революционная борьба против войны” есть пустое и бессодержательное восклицание, на которое такие мастера герои II Интернационала, если под ней не разуметь революционные действия против своего правительства и во время войны. Достаточно чуточку подумать, чтобы понять это. А революционные действия во время войны против своего правительства, несомненно, неоспоримо, означают не только желание поражения ему, но на деле и содействие такому поражению. (Для “проницательного читателя”: это вовсе не значит, что надо “взрывать мосты”, устраивать неудачные военные стачки и вообще помогать правительству нанести поражение революционерам)» (там же, стр. 286). Этими словами Ленин, в своей статье «О поражении своего правительства в империалистической войне» , набрасывается на первоначально половинчатую позицию Троцкого .

Речь идет о том, чтобы разлагать своей пропагандой армию «своей» империалистической державы (и это условие для революционеров всех (!) стран), доказывая бессмысленность и преступность этой войны со всех сторон. Наиболее законченным результатом такой пропаганды стало братание солдат воюющих между собой армий.

«Пролетарий не может ни нанести классового удара своему правительству, ни протянуть (на деле) руку своему брату, пролетарию “чужой”, воюющей с “нами” страны, не совершая “государственной измены”, не содействуя поражению, не помогая распаду “своей” империалистской “великой” державы» (там же, стр. 290).

Самым разительным примером действенности последнего явилась большевистская пропаганда по отношению к германской армии. В России немецкая армия, казалось, была победительницей, но именно здесь революционный пример русских рабочих и солдат возымел наибольшее действие. Перебрасываемые из России на западный фронт подразделения оказывались совершенно небоеспособными, ускоряя поражение Германии в войне и революцию в ней.

Революционное пораженчество - это не просто революционная фраза. Это практическая позиция, без которой нельзя (невозможно!) оторвать рабочий класс от идейного и политического влияния «своей» буржуазии: «Сторонники лозунга “ни побед, ни поражений” фактически стоят на стороне буржуазии и оппортунистов, “не веря” в возможность интернациональных революционных действий рабочего класса против своих правительств, не желая помогать развитию таких действий — задаче, бесспорно, не легкой, но единственно достойной пролетария, единственно социалистической задаче. Именно пролетариат самой отсталой из воюющих великих держав должен был, особенно перед лицом позорной измены немецких и французских социал-демократов, в лице своей партии выступить с революционной тактикой, которая абсолютно невозможна без “содействия поражению” своего правительства, но которая одна только ведет к европейской революции, к прочному миру социализма, к избавлению человечества от ужасов, бедствий, одичания, озверения, царящих ныне» (там же, стр. 291).

Именно переход «на деле» к политике пораженчества, «способствования» ему, привел к революциям в России, Германии, Австро-Венгрии. Но отсутствие политической силы, отстаивающей его, обернулось катастрофой для мирового пролетариата во вторую мировую войну. Шовинистический, ура-патриотический угар способствовал началу, как первой, так и второй мировой войны. Очень трудно переломить его, тем более революционному меньшинству, действующему в подполье. Однако, когда наученные горьким опытом войны, трудящиеся, как в тылу, так и на фронте, сами со временем начинают интуитивно осознавать правоту данного подхода, то без революционного авангарда они могут попасть в руки совсем других идеологов и практиков. 2 миллиона граждан СССР, государственно-капиталистической империалистической державы, во вторую мировую если не воевали на стороне фашистской Германии, то, во всяком случае, числились в коллаборационистских воинских подразделениях. И далеко (очень далеко!) не все были антикоммунистами и врагами социализма. Многие купились на «социалистическую» фразеологию генерала Власова. То же самое имело место и в Украинской повстанческой армии. А сколько было солдат, рабочих и крестьян СССР, которые и рады были бы выступить против сталинского режима, но у которых хватило понимания, что под флагом фашизма это делать бессмысленно?!

Потенциал для действия тактики революционного пораженчества был в нашей стране очень велик, но не было политической силы - большевистская партия была выкошена почти поголовно. Хуже того, и среди нее мало кто понимал капиталистическую природу СССР. Показателен, в этом плане пример троцкистов, единственной, хотя бы относительно многочисленной антисталинистской политической силы в рабочем движении. Действуя в Европе, она также имела людской потенциал для революционной пропаганды превращения империалистической войны в гражданскую. В частности, во Франции и Италии. Здесь даже многие рядовые сталинисты, даже участвуя во вполне патриотическом движении сопротивления, надеялись на то, что после окончания войны они смогут воспользоваться своей организацией и авторитетом для социалистической революции. Не тут-то было! Приехавшие из Москвы Торез, Тольятти и К, быстро поставили все «на место», навязав продолжение политики антифашистских Народных фронтов даже после поражения фашизма.

И если у какой-то части рабочего класса еще сохранялись революционные настроения, то их помогли преодолеть троцкисты со своим лозунгом «безусловной защиты СССР». Если СССР - рабочее государство, значит надо защищать как его, так и его союзников по антигитлеровской коалиции. Эта логика окончательно добила надежды на новую революционную волну в качестве ответа на вторую мировую империалистическую войну. Мировой рабочий класс оказался в подчинении задачам своих национальных отрядов капитала. Лишь немногие представители троцкистского IV Интернационала, а также представители итальянской коммунистической Левой заняли революционные позиции, но остались практически в изоляции. Без революционного пораженчества, как и без разгрома сталинизма, продолжение мировой революции, начатой Октябрем 1917 года, было невозможным.

«”Безусловная защита СССР” оказывается несовместимой с защитой мировой революции. Защита России должна быть оставлена в порядке особой срочности, поскольку она связывает все наше движение, давит на наше теоретическое развитие и придает нам в глазах масс сталинизированную физиономию. Невозможно защищать мировую революцию и Россию одновременно. Или одно или другое. Мы выступаем за мировую революцию, против защиты России, и призываем вас высказаться в том же направлении [...] для того, чтобы остаться верным революционной традиции IV Интернационала, мы должны отказаться от троцкистской теории защиты СССР; мы осуществляем, таким образом, в Интернационале идеологическую революцию, необходимую для успеха мировой революции». Это цитаты из «Открытого письма Интернационалистической коммунистической партии» от июня 1947 года. Партия действовала во Франции, примыкала к IV троцкистскому Интернационалу и включала в себя как тех, кто разделял троцкистскую теорию «деформированного рабочего государства», так и тех, кто уже понял капиталистическую природу СССР. К числу последних относились и авторы этого письма - Грандисо Мунис , Бенжамен Пере и Наталья Седова-Троцкая , вдова Льва Троцкого .

Однако было уже поздно. Воспользовавшись своей победой во второй мировой войне, капитализм закончил передел мира, объединил большую часть мирового рынка под эгидой США, а меньшую - СССР, обеспечил этим условия для краха мировой колониальной системы и включения ее стран в систему мирового капиталистического рынка. Короче говоря, капитализм создал условия для своего перехода на более высокую ступень своего развития, которая продолжалась 60 лет, и которая вновь начинает трещать по швам, готовя новые большие и малые войны . Это был период продолжительной контрреволюции по всем фронтам. Но нарастающий кризис, экономический, военный, политический, идеологический, вновь требует революционного руководства. И это руководство должно формироваться во всеоружии всего революционного опыта прошлого, и опыта большевизма в первую очередь. И центром этого опыта были и будут ставка на мировую социалистическую революцию и политическая классовая самостоятельность пролетариата, самой неотъемлемой частью которого является категорический отказ от любой формы патриотизма и революционное пораженчество. 10.08.2019

Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству.

Это - аксиома. И оспаривают ее только сознательные сторонники или беспомощные прислужники социал-шовинистов. К числу первых принадлежит, например, Семковский из ОК (№ 2 его “Известий”). К числу вторых Троцкий и Буквоед, а в Германии Каутский. Желание поражения России, - пишет Троцкий, - есть “ничем не вызываемая и ничем не оправдываемая уступка политической методологии социал-патриотизма, который революционную борьбу против войны и условий, ее породивших, подменяет крайне произвольной в данных условиях ориентацией по линии наименьшего зла” (№ 105 “Нашего Слова”).

Вот - образец надутых фраз, какими Троцкий всегда оправдывает оппортунизм. “Революционная борьба против войны” есть пустое и бессодержательное восклицание, на которое такие мастера герои II Интернационала, если под ней не разуметь революционные действия против своего правительства и во время войны. Достаточно чуточку подумать, чтобы понять это. А революционные действия во время войны против своего правительства, несомненно, неоспоримо, означают не только желание поражения ему, но на деле и содействие такому поражению. (Для “проницательного читателя”: это вовсе не значит, что надо “взрывать мосты”, устраивать неудачные военные стачки и вообще помогать правительству нанести поражение революционерам.)

Отделываясь фразами, Троцкий запутался в трех соснах. Ему кажется, что желать поражения России значит желать победы Германии (Буквоед и Семковский прямее выражают эту общую им с Троцким “мысль”, вернее: недомыслие). И в этом Троцкий видит “методологию социал-патриотизма”! Чтобы помочь людям, не умеющим думать. Бернская резолюция (№ 40 “Социал-Демократа”) пояснила: во всех империалистских странах пролетариат должен теперь желать поражения своему правительству. Буквоед и Троцкий предпочли обойти эту истину, а Семковский (оппортунист, всех больше приносящий пользы рабочему классу откровенно-наивным повторением буржуазной премудрости), Семковский “мило ляпнул”: это бессмыслица, ибо победить может либо Германия, либо Россия (№ 2 “Известий”).

Возьмите пример Коммуны. Победила Германия Францию, и Бисмарк с Тьером победил рабочих!! Если бы Буквоед и Троцкий подумали, то увидали бы, что они стоят на точке зрения войны правительств и буржуазии, т. е. они раболепствуют перед “политической методологией социал-патриотизма”, говоря вычурным языком Троцкого.

Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в войну гражданскую, с одной стороны, облегчается военными неудачами (“поражением”) правительств, а с другой стороны, - невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению.

От “лозунга” поражения потому и открещиваются шовинисты (с ОК, с фракцией Чхеидзе), что этот лозунг один только означает последовательный призыв к революционным действиям против своего правительства во время войны. А без таких действий миллионы ррреволюционнейших фраз о войне против “войны и условий и т. д.” не стоят ломаного гроша.

Кто серьезно хотел бы опровергнуть “лозунг” поражения своего правительства в империалистской войне, тот должен был бы доказать одну из трех вещей: или 1) что война 1914-1915 гг. не реакционна; или 2) что революция в связи с ней невозможна, или 3) что невозможно соответствие и содействие друг другу революционных движений во всех воюющих странах. Последнее соображение особенно важно для России, ибо это - самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с “теорией и практикой” “лозунга” поражения. И царское правительство было вполне право, что агитация РСДРФракции - единственный образец в Интернационале не одной парламентской оппозиции, а действительно революционной агитации в массах против своего правительства - что эта агитация ослабляла “военную мощь” России, содействовала ее поражению. Это факт. Неумно прятаться от него.

Противники лозунга поражения просто боятся самих себя, не желая прямо взглянуть на очевиднейший факт неразрывной связи между революционной агитацией против правительства с содействием его поражению.

Возможно ли соответствие и содействие революционного в буржуазно-демократическом смысле движения в России и социалистического на Западе? В этом не сомневался за последнее 10-летие ни один высказывавшийся публично социалист, и движение в австрийском пролетариате после 17 октября 1905 г. 1 фактически доказало эту возможность.

Спросите любого, именующего себя интернационалистом социал-демократа: сочувствует ли он соглашению социал-демократов разных воюющих стран о совместных революционных действиях против всех воюющих правительств? Многие ответят, что оно невозможно, как ответил Каутский (“Neue Zeit”, 2 октября 1914), этим вполне доказав свой социал-шовинизм. Ибо, с одной стороны, это - заведомая, вопиющая неправда, бьющая в лицо общеизвестным фактам и Базельскому манифесту. А, с другой стороны, если бы это была правда, тогда оппортунисты были бы во многом правы!

Многие ответят, что сочувствуют. И тогда мы скажем: если это сочувствие не лицемерно, то смешно думать, что на войне и для войны требуется соглашение “по форме”: выбор представителей, свидание, подписание договора, назначение дня и часа! Думать так в состоянии лишь Семковские. Соглашение о революционных действиях даже в одной стране, не говоря о ряде стран, осуществимо только силой примера серьезных революционных действий, приступа к ним, развития их. А такой приступ опять-таки невозможен без желания поражения и без содействия поражению. Превращение империалистской войны в гражданскую не может быть “сделано”, как нельзя “сделать” революции, - оно вырастает из целого ряда многообразных явлений, сторон, черточек, свойств, последствий империалистской войны. И такое вырастание невозможно без ряда военных неудач и поражений тех правительств, которым наносят удары их собственные угнетенные классы.

Отказываться от лозунга поражения значит превращать свою революционность в пустую фразу или одно лицемерие.

И чем же предлагают нам заменить “лозунг” поражения? Лозунгом “ни побед, ни поражений” (Семковский в № 2 “Известий”. То же весь ОК в № 1). Но ведь это не что иное, как перефразировка лозунга “защиты отечества”! Это - именно перенесение вопроса в плоскость войны правительств (которые, по содержанию лозунга, должны остаться в старом положении, “сохранить свои позиции”), а не борьбы угнетенных классов против своего правительства! Это есть оправдание шовинизма всех империалистских наций, буржуазии которых всегда готовы сказать, - и говорят народу, - что они “только” борются “против поражения”. “Смысл нашего голосования 4-го августа: не за войну, а против поражени я”, пишет вождь оппортунистов Э. Давид в своей книге. “Окисты”, вместе с Буквоедом и Троцким, вполне становятся на почву Давида, защищая лозунг: ни победы, ни поражения!

Этот лозунг, если вдуматься в него, означает “гражданский мир”, отказ от классовой борьбы угнетенного класса во всех воюющих странах, ибо классовая борьба невозможна без нанесения ударов “своей” буржуазии и “своему” правительству, а нанесение во время войны удара своему правительству есть государственная измена (к сведению Буквоеда!), есть содействие поражению своей страны. Кто признает лозунг “ни побед, ни поражений”, тот лишь лицемерно может стоять за классовую борьбу, за “разрыв гражданского мира”, тот на деле отрекается от самостоятельной, пролетарской политики, подчиняя пролетариат всех воюющих стран задаче вполне буржуазной: охранять от поражений данные империалистские правительства. Единственной политикой действительного, не словесного, разрыва “гражданского мира”, признания классовой борьбы, является политика использования пролетариатом затруднений своего правительства и своей буржуазии для их низвержения. А этого нельзя достигнуть, к этому нельзя стремиться, не желая поражения своему правительству, не содействуя такому поражению.

Когда итальянские социал-демократы перед войной поставили вопрос о массовой стачке, буржуазия ответила им - безусловно правильно все точки зрения: это будет государственной изменой, и с вами поступят, как с изменниками. Это - правда, как правда и то, что братанье в траншеях есть государственная измена. Кто пишет против “государственной измены”, как Буквоед, против “распада России”, как Семковский, тот стоит на буржуазной, а не на пролетарской точке зрения. Пролетарий не может ни нанести классового удара своему правительству, ни протянуть (на деле) руку своему брату, пролетарию “чужой”, воюющей с “нами” страны, не совершая “государственной измены”, не содействуя поражению, не помогая распаду “своей” империалистской “великой” державы.

Кто стоит за лозунг “ни побед, ни поражений”, тот сознательный или бессознательный шовинист, тот в лучшем случае примирительный мелкий буржуа, но во всяком случае враг пролетарской политики, сторонник теперешних правительств, теперешних господствующих классов.

Взглянем на вопрос еще с одной стороны. Война не может не вызывать в массах самых бурных чувств, нарушающих обычное состояние сонной психики. И без соответствия с этими новыми, бурными чувствами невозможна революционная тактика.

Каковы главные потоки этих бурных чувств? 1) Ужас и отчаяние. Отсюда - усиление религии. Церкви снова стали наполняться, - ликуют реакционеры. “Где страдания, там религия”, говорит архиреакционер Баррес. И он прав. 2) Ненависть к “врагу” - чувство, разжигаемое специально буржуазией (не столько попами) и выгодное только ей экономически и политически. 3) Ненависть к своему правительству и к своей буржуазии - чувство всех сознательных рабочих, которые, с одной стороны, понимают, что война есть “продолжение политики” империализма, и отвечают на нее “продолжением” своей ненависти к своему классовому врагу, а с другой стороны, понимают, что “война войне” есть пошлая фраза без революции против своего правительства. Нельзя возбуждать ненависть к своему правительству и к своей буржуазии, не желая им поражения, - и нельзя быть нелицемерным противником “гражданского (=классового) мира”, не возбуждая ненависти к своему правительству и к своей буржуазии!!

Сторонники лозунга “ни побед, ни поражений” фактически стоят на стороне буржуазии и оппортунистов, “не веря” в возможность интернациональных революционных действий рабочего класса против своих правительств, не желая помогать развитию таких действий - задаче, бесспорно, не легкой, но единственно достойной пролетария, единственно социалистической задаче. Именно пролетариат самой отсталой из воюющих великих держав должен был, особенно перед лицом позорной измены немецких и французских социал-демократов, в лице своей партии выступить с революционной тактикой, которая абсолютно невозможна без “содействия поражению” своего правительства, но которая одна только ведет к европейской революции, к прочному миру социализма, к избавлению человечества от ужасов, бедствий, одичания, озверения, царящих ныне.

“Социал-Демократ” № 43

Печатается по тексту газеты “Социал-Демократ”

________________________

1 Имеется в виду опубликованный 17 (30) октября 1905 года царский манифест, который содержал обещания предоставления “гражданских свобод” и созыв “законодательной Думы”. Манифест был уступкой, вырванной революционной борьбой у царизма, но эта уступка отнюдь не решала судьбу революции, как утверждали либералы и меньшевики. Большевики разоблачали всю лживость царского манифеста и призывали к продолжению борьбы, к свержению самодержавия.

Первая русская революция оказала большое революционизирующее влияние на рабочее движение в других странах, в частности в Австро-Венгрии. Известие о том, что русский царь вынужден был пойти на уступку и издать манифест с обещанием “свобод”, сыграло, как указывал Ленин, “решающую роль в окончательной победе всеобщего избирательного права в Австрии” (Сочинения, 4 изд., том 23, стр. 244). В Вене и других промышленных городах Австро-Венгрии произошли мощные демонстрации. В Праге возникли баррикады. В результате в Австрии было введено всеобщее избирательное право.

"Превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг , указываемый опытом Коммуны, намеченный Базельской (1912 г.) резолюцией и вытекающий из всех условий империалистической войны между высокоразвитыми буржуазными странами. Как бы не казались велики трудности такого превращения в ту или иную минуту, социалисты никогда не откажутся от систематической, настойчивой, неуклонной подготовительной работы в этом направлении, раз война стала фактом" (Ленин, статья "Война и российская социал-демократия", сентябрь 1914г.)

Здесь нужно остановиться и обратить внимание на очень важную особенность ленинского плана. Ильич вовсе не собирался спасать россиян от ужасов войны, он хотел только перенацелить пушки и пулеметы, чтобы война шла против части собственного народа. Но добиться этого превращения войны "неправильной" в "правильную" - чтоб брат на брата и сын на отца - легче было при поражении "своего" правительства. Это поражение ослабляло его, облегчало путь к революции. И Ленин указывает: "Революция во время войны есть гражданская война, а превращение войны правительств в гражданскую войну, с одной стороны, облегчается военными неудачами (поражением) правительств, а с другой стороны,- невозможно на деле стремиться к такому превращению, не содействуя тем самым поражению... Революционный класс в реакционной войне не может не желать поражения своему правительству..." (статья "О поражении своего правительства в империалистической войне"). В принципе, Ленин провозглашал лозунг поражения не только царского, но и всех остальных правительств, участвующих в Первой мировой войне. Однако при этом его мало волновало, поддержат ли его призыв своими практическими действиями социалисты Германии, Австро-Венгрии, Англии и Франции. К тому же поражение в войне может понести только одна из воюющих сторон. Поэтому поражение России на практике означает военную победу Германии и усиление правительства кайзера. Но Ленина это обстоятельство ни в коей мере не смущает и он настаивает, что инициатива пораженчества должна исходить именно от русских социал-демократов: "...Последнее соображение особенно важно для России, ибо это - самая отсталая страна, в которой социалистическая революция непосредственно невозможна. Именно поэтому русские социал-демократы должны были первыми выступить с теорией и практикой лозунга поражения" (Ленин, "О поражении своего правительства в империалистической войне").

Полюбуйтесь на следующие цитаты вождя мирового пролетариата, в них каждая буква и знак препинания пропитаны махровой русофобией: "Долой поповски-сантиментальные и глупенькие воздыхания о мире во что бы ни стало! Поднимем знамя гражданской войны..." (Ленин, "Положение и задачи социалистического интернационала"). "Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война..." (Ленин, "Письмо Шляпникову 17.10.14") "Для нас, русских, с точки зрения интересов трудящихся масс и рабочего класса России, не может подлежать ни малейшему, абсолютно никакому сомнению, что наименьшим злом было бы теперь и тотчас - поражение царизма в данной войне. Ибо царизм во сто раз хуже кайзеризма..." (Ленин, "Письмо Шляпникову 17.10.14".) Потрясающие по цинизму высказывания! И ведь не просто "проиграть в войне", а превратить ее в гражданскую - это уже двойное предательство! Ленин требует, яростно настаивает на необходимости гражданской войны! Очень жаль, что царское правительство не догадалось послать в Европу засланца с ледорубом для господина Ульянова, строчащего свои русофобские пасквили в европейских кофейнях. Глядишь, судьба России в ХХ веке сложилась бы гораздо менее трагично.

И еще очень важный момент: смотрим на даты ленинских высказываний. Лидер большевизма выдвинул задачи поражения России и необходимости гражданской войны сразу и однозначно, когда никто еще не знал предстоящего хода войны. Н.Бухарин, бывший с ним в Швейцарии, в 1934 году в московских "Известиях" рассказал, что самым первым пропагандистским лозунгом, который хотел выдвинуть Ленин, был лозунг к солдатам всех воюющих армий: "Стреляйте своих офицеров!" Но что-то смутило Ильича и он предпочел менее конкретную формулу "превращение империалистической войны в войну гражданскую". Еще не было никаких серьезных проблем на фронте: ни тяжелых потерь, ни недостатка вооружения и боеприпасов, ни отступления, а большевики по плану Ленина уже развернули яростную борьбу за снижение обороноспособности страны. Они создавали нелегальные партийные организации на фронте, ведущие антивоенную пропаганду; выпускали антиправительственные листовки, воззвания; проводили в тылу забастовки, демонстрации; организовывали и поддерживали любые выступления масс, которые ослабляли фронт. То есть, действовали как классическая "5-я колонна".

Антивоенный митинг в воинской части

А.А. Брусилов пишет в мемуарах: "В бытность мною главнокомандующим Юго-3ападным фронтом во время германской войны большевики и ранее, и после февральского переворота сильно агитировали в рядах армии. Во времена Керенского у них было особенно много поползновений проникать в армию... Помнится один случай... Мне докладывал мой начальник штаба генерал Сухомлин следующее: несколько большевиков прибыло в штаб в мое отсутствие. Они заявили ему, что желают проникнуть в армию для пропаганды. Сухомлин, очевидно, растерялся и разрешил им ехать. Я же это, безусловно, не одобрил и велел их вернуть обратно. Приехав в Каменец-Подольск, они явились ко мне, и я заявил им, что ни в коем случае допускать их в армию не могу, так как они желают мира во что бы то ни стало, а Временное правительство требует войны до общего мира заодно со всеми нашими союзниками. И тогда же я выслал их из пределов, мне подвластных".

Антон Иванович Деникин свидетельствует: "Определеннее всех говорил большевизм. В армию, как мы знаем, он пришел с прямым приглашением - отказать в повиновении начальникам и прекратить войну, найдя благодарную почву в стихийном чувстве самосохранения, охватившем солдатскую массу. Делегаты, отправляемые со всех фронтов в Петроградский совет с запросами, просьбами, требованиями, угрозами, слышали там иногда от немногочисленных представителей оборонческого блока упреки и просьбы потерпеть, но находили зато полное сочувствие в большевистской фракции Совета, унося с собой в грязные и холодные окопы убеждение, что мирные переговоры не начнутся, пока вся власть не перейдет к большевистским советам."

Царский режим имел много недостатков, но он вовсе не был "гнилым", как нас усердно пыталась убедить советская пропаганда. Черное и Балтийское моря контролировались русским флотом, промышленность резко нарастила выпуск боеприпасов и вооружения. Фронт стабилизировался в западных районах Украины, Белоруссии и Прибалтики. Потери? Всего в Первой Мировой Россия потеряла безвозвратно меньше 1 млн. чел., сравните с гигантскими многомиллионными потерями в Гражданской и Великой Отечественной войнах. А вот в чем самодержавие очень сильно недоработало, так это в противодействии лицам разного политического окраса, ведущим подрывную антигосударственную деятельность, в том числе и так называемым либералам. Февральская революция 1917г. стала сильным ударом по обороноспособности страны. Из мемуаров так называемого "старого большевика" В.Е.Васильева "И дух наш молод" хорошо видна активная роль большевиков в организации февральской революции: "Поздно вечером к нам в роту пришел путиловец Григорий Самодед. Он принес воззвание Петербургского комитета большевиков, в котором, в частности, говорилось: "Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и революционной армии принесет освобождение гибнущему угнетенному народу и положит конец братоубийственной и бессмысленной войне. Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной армии с народом!" Мы сразу же пошли во все измайловские казармы поднимать солдат. Самодед вместе с нами пошел в 1-й батальон. Уже с самого утра 25 февраля в казармах начались митинги. Офицеры, среди которых верховодили полковник Верховцев, капитаны Лучинин и Джавров, попытались прервать выступления. Но солдаты отказались подчиниться офицерам и начали действовать вместе с революционными ротами. На митингах солдаты призывали к решительным действиям - вооружению рабочих, разгону и разоружению полиции, городовых... Измайловский и Петроградский полки, покинув казармы, присоединились к рабочим колоннам. Все улицы и переулки на Петергофском шоссе надежно охраняли вооруженные рабочие и наши роты. В тот вечер из рук в руки передавались листовки Петербургского комитета большевиков, призывавших к решительным действиям: "Всех зовите к борьбе. Лучше погибнуть славной смертью, борясь за рабочее дело, чем сложить голову за барыши капитала на фронте или зачахнуть от голода и непосильной работы... Одну из машин мы остановили. Поехали в казарму. Офицеров, оказавших отчаянное сопротивление, мы расстреляли."

Уличные бои в Петрограде в феврале 1917

Читаем дальше любопытные воспоминания В.Е.Васильева особенно внимательно: "1 марта 1917г. произошло событие огромной важности. Объединенное заседание рабочей и солдатской секций Совета при участии большевиков разработало (это была крупная победа нашей партии) приказ номер 1 Петроградского Совета, обязательный для всех частей гарнизона. Я хорошо помню этот приказ, преградивший в послефевральские дни путь реакции, контрреволюционным элементам к оружию. Приказ предписывал войскам подчиняться только Петроградскому Совету и своим полковым комитетам. Оружие отныне должно было находиться в распоряжении солдатских комитетов и не подлежало выдаче офицерам даже по их требованию. Солдатам предоставлялись гражданские права, которыми они могли пользоваться вне службы и строя. Приказ 1 (солдаты отлично понимали, кто был его инициатором) еще выше поднял авторитет большевиков. Зарождающаяся связь крепла. В начале марта при Петербургском комитете партии создается во главе с Н. И. Подвойским, одним из опытнейших организаторов военной и боевой работы, Военная комиссия - ядро будущей "Военки". В конце марта состоялось собрание большевиков гарнизона (97 представителей от 48 воинских частей). Оно учредило, вместо Военной комиссии, постоянно действующий аппарат - Военную организацию - с целью "объединения всех партийных сил гарнизона и мобилизации солдатских масс на борьбу под знаменем большевиков".

Так вот кто на самом деле инспирировал принятие печально знаменитого приказа №1 - это опять же большевики! Ситуация в Петрограде была критическая, огромные толпы вооруженных солдат метались по городу, затеивая яростные сражения с юнкерами и жандармами; в Кронштадте произошли массовые убийства офицеров матросской массой. Форменная анархия! В такой обстановке ничего не стоило протащить через новые органы власти любое, даже самое антироссийское постановление, лишь бы успокоить разбушевавшихся "защитников Отечества". А мы почему-то до сих пор обвиняем в развале армии одних так называемых "либералов". Генерал А.С.Лукомский отмечал, что приказ 1 Петросовета "подрывал дисциплину, лишая офицерский командный состав власти над солдатами". С принятием этого приказа в армии был нарушен основополагающий для любой армии принцип единоначалия, в результате произошло резкое падение дисциплины. Все оружие переходило под контроль солдатских комитетов. Но большевикам это было на руку и они в этот период стали наиболее активными защитниками так называемой "армейской демократии". В наказе делегатам в Минский Совет, составленном большевиком А.Ф.Мясниковым, говорилось: "Считая правильным... уничтожение постоянных армий... мы видим необходимость создать более демократические порядки в армии". В числе новых большевистских лозунгов - "вооружение народа". Интересно, что когда большевики начали создавать собственную - действительно боеспособную Красную Армию, - они напрочь забыли и про приказ номер 1 Петросовета, и про "армейскую демократию", да и про "вооружение народа" тоже. В армии, возглавляемой Троцким, без всяких сантиментов расстреливали своих солдат даже за незначительные проступки, добиваясь строжайшей дисциплины. Так, в августе 1918 Троцким была применена децимация для наказания 2-го Петроградского полка РККА, самовольно оставившего боевые позиции.

Воспоминания еще одного "старого большевика" - Ф.П.Хаустова - относятся к апрелю и маю 1917г.: "Выбираются районные большевистские комитеты. Это делает полк спаянным... Комитет завязывает связи с соседними полками и там также проводится та же работа, по выборам большевистских комитетов. Дело ширится, и в середине марта уже был сорганизован на большевистской программе весь 43-й корпус. Был выбран корпусной комитет. Большевистский комитет 436-го Новоладожского полка почти целиком вошел в корпусной комитет, пополненный представителями от других полков. С самого же начала большевистский комитет 436-го Новоладожского полка установил связь с Центральным и Петербургским комитетами большевиков через тов. А. Васильева и получил оттуда литературу и руководство. Тогда же была завязана живая связь с кронштадтскими матросами, и комитет полка вошел в состав Петроградской военной организации при центральном комитете партии большевиков. В начале марта комитет организует, вопреки приказу главнокомандующего Северным фронтом, на участке не менее 40 верст, братание с немцами. В это время я был председателем корпусного большевистского комитета. Братание прошло организованно.... Результатом братания было фактическое прекращение военных действий на участке корпуса."

Итак, царское правительство не смогло удержать ситуацию в стране под контролем. Вместо того, что надежно изолировать или ликвидировать организаторов антигосударственной деятельности, органы правопорядка ссылали их в сытую Сибирь, где те набирались сил, отъедались, свободно общались между собой, строя революционные планы. При необходимости революционеры легко сбегали из ссылки. Во время войны также борьба с подрывной деятельностью была недостаточно активной и не отвечающей реалиям. После попытки корниловского мятежа Военно-революционные комитеты (ВРК), находящиеся под контролем большевиков, захватывали в свои руки всю командную и административную власть в полках, дивизиях, корпусах и армиях Западного фронта. Временное правительство, как и царское, не смогло своевременно и жестко пресечь подрывную деятельность ленинцев. Истины ради еще раз напомним, что оно и само сделало немало для дестабилизации армии непродуманными постановлениями и приказами. Но лишнего правительству Керенского приписывать не стоит, несмотря на серьезные ошибки, оно вовсе не собиралось сдавать страну немцам. С января по сентябрь 1917 г. из тыловых гарнизонов в действующую армию влилось около 1,9 млн. чел., которые значительно перекрывали усилившийся поток дезертирства. Летом Германия продолжала держать на Восточном фронте значительные силы: 127 дивизий. Хотя осенью их количество снизилось до 80, это все равно была треть общих сухопутных сил Германии. В июне 1917 г. армия Корнилова решительным штурмом прорвала позиции 3-й австрийской армии Кирхбаха западнее г.Станислав. В ходе дальнейшего наступления взяты в плен около 10 тыс. солдат противника и 150 офицеров, захвачены примерно 100 орудий. Однако последовавший прорыв германцев на фронте 11-й армии, бежавшей перед немцами (несмотря на своё превосходство в численности) вследствие морального разложения, - нивелировал первоначальные успехи русских войск. Так сторонники поражения России били в спину собственной стране.

Разумеется, пораженческая деятельность российских революционеров была с огромным энтузиазмом воспринята немцами. Немецкий генштаб организовал масштабную кампанию по поддержке подрывных усилий большевиков. Специальные конторы занимались агитацией среди российских военнопленных. Немецкая разведка финансировала большевиков крупными суммами через политического авантюриста левого толка Парвуса (настоящая фамилия Гельфанд). Он обосновался в Стокгольме, который стал форпостом германской разведки для контроля над событиями в России. 2 марта 1917 года в германское представительство в Стокгольме поступает следующее указание 7443 Германского имперского банка: "Вы сим извещаетесь, что из Финляндии будут поступать требования на денежные средства на пропаганду мира в России. Требования будут исходить от следующих лиц: Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого, Суменсон, Козловского, Коллонтай, Сиверса или Меркалина. Для этих лиц открыты текущие счета в отделениях частных германских банков в Швеции, Норвегии и Швейцарии в соответствии с нашим приказом 2754. Эти требования должны быть снабжены одной или двумя из следующих подписей: "Диршау" или "Милькенберг". Требования, завизированные одним из вышеупомянутых лиц, должны быть исполняемы без промедления". После войны Эрих фон Людендорф (генерал-квартирмейстер, фактический глава германского генерального штаба) вспоминал: "...Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность! Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала...". И еще: "К ноябрю степень разложения русского войска большевиками достигла такого уровня, что ОКХ серьезно подумывало об использовании ряда частей с Восточного фронта для укрепления своих позиций на Западе. Тогда мы держали на Востоке 80 дивизий - треть всех наличных сил."

Эрих фон Людендорф: "...Наше правительство, послав Ленина в Россию, взяло на себя огромную ответственность! Это путешествие оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия пала"

После октябрьского переворота большевики первым делом опубликовали ленинский декрет о мире. Это предательский шаг стал мощнейшим и решающим толчком к полному развалу фронта, он практически перестал существовать. Солдаты огромными толпами разъезжались по домам. Одновременно из армии началось массовое бегство офицеров, не согласных с новыми условиями службы, с новой властью и резонно опасающихся за свою жизнь. Не редкостью были убийства и самоубийства офицеров. Разбегались караулы, назначаемые на охрану складов, из-за чего масса имущества расхищалась либо гибла под открытым небом. Из-за массового падежа конского состава окончательно парализованной оказалась артиллерия. В январе 1918 на всем Западном фронте оставалось 150 тысяч человек; для сравнения - в середине 1916 в его составе было более 5 млн. чел.

Снова свидетельствует генерал Брусилов: "Помнится мне случай, когда при мне было донесено главнокомандующему Северным фронтом, что одна из дивизий, выгнав свое начальство, хочет целиком уйти домой, Я приказал дать знать, что приеду к ним на другое утро, чтобы с ними переговорить. Меня отговаривали ехать в эту дивизию, потому что она в чрезвычайном озверении и что я едва ли выберусь от них живым. Я, тем не менее, приказал объявить, что я к ним приеду и чтобы они меня ждали. Встретила меня громадная толпа солдат, бушующая и не отдающая себе отчета в своих действиях. Я въехал в эту толпу на автомобиле... и, встав во весь рост, спросил их - чего они хотят. Они кричали: "Хотим идти домой!". Я им сказал, что говорить с толпой не могу, а пусть они выберут нескольких человек, с которыми я в их присутствии буду говорить. С некоторым трудом, но все же представители этой ошалелой толпы были выбраны. На мой вопрос, к какой они партии принадлежат, они мне ответили, что раньше были социал-революционерами, а теперь стали большевиками. "В чем же заключается ваше учение?" - спросил я. "Земля и воля! - кричали они... "Но что же вы теперь хотите?" Они чистосердечно заявили, что воевать больше не желают и хотят идти домой для того, чтобы разделить землю, отобрав ее у помещиков, и свободно зажить, не неся никаких тягот. На мой вопрос: "А что же тогда будет с матушкой Россией, если вы никто о ней думать не будете, а каждый из вас заботиться будет только о себе?" На это они мне заявили, что это не их дело обсуждать, что будет с государством, и что твердо решили жить дома спокойно и припеваючи. "То есть, грызть семечки и играть на гармошке?!" "Точно так!" - расхохотались ближайшие ряды...". "Встретил я также свою 17-ю пехотную дивизию, бывшую когда-то в моём 14-м корпусе, приветствовавшую меня восторженно. Но на мои увещевания идти против неприятеля они ответили мне, что сами-то пошли бы, но другие войска, смежные с ними, уйдут и драться не будут, а потому погибать без толку они не согласны. И все части, которые я только видел, в большей или меньшей степени заявляли одно и то же: "драться не хотят", и все считали себя большевиками..."

Ленин в своей речи на Всероссийском съезде Советов Рабочих и Солдатских Депутатов 9 (22) июня 1917 года сказал: "Когда говорят, что мы стремимся к сепаратному миру, то это неправда... Никакого сепаратного мира с немецкими капиталистами мы не признаем и ни в какие переговоры с ними не вступим". Звучало вроде бы патриотично, но Ильич нагло лгал, шел на любые ухищрения, чтобы придти к власти. Уже в конце 1917г. большевики вступили с Германией в переговоры, а в марте 1918г. они подписали сепаратный мир на фантастически кабальных условиях. По его условиям от страны была отторгнута территория площадью 780 тыс. кв. км. с населением 56 миллионов человек (треть всего населения); Россия обязалась признать независимость Украины (УНР); контрибуция золотом (около 90 тонн) была переправлена большевиками в Германию и т.д. Теперь у ленинцев были развязаны руки для долгожданной войны с собственным народом. К 1921 Россия буквально лежала в руинах. Именно при большевиках от бывшей Российской империи отошли территории Польши, Финляндии, Латвии, Эстонии, Литвы, Западной Украины и Белоруссии, Карской области (в Армении), Бессарабии и т.д. В ходе Гражданской войны от голода, болезней, террора и в боях погибло (по различным данным) от 8 до 13 млн человек. Эмигрировало из страны до 2 млн человек. В 1921 году в России насчитывались многие миллионы детей-беспризорников. Промышленное производство упало до 20 % от уровня 1913.

Это была настоящая национальная катастрофа.